Религиозные секты в Иране до середины XIX в. не­редко являлись идеологическим отражением недоволь­ства широких народных масс. Например, во главе дви­жения Маздака в конце V и начале VI в. стояла секта маздакитов. И в последующем, в средние века, в раз­личных мусульманских сектах (хариджитов в VIII— IX вв., хуруфитов в XV в. и др.) отражалось народное недовольство. При этом идеология многих шиитских сект была связана с идеей скорого пришествия двенадцато­го имама Махди, который должен избавить народ от не­справедливостей и притеснений.

Религиозное сектантство, как выражение народного недовольства, было характерно не только для Ирана и других стран Востока в средние века, но и для евро­пейского средневековья. Ф. Энгельс в своей работе «Крестьянская война в Германии» писал, что «ересь... являлась прямым выражением потребностей крестьян и плебеев».

В начале XIX в. шейх Ахмед Ахсаи, или Лахсаи, как его называют мирза Джани и некоторые другие авторы, родившийся в 1752 г. на Бахрейне, выступил с пропове­дями, отличавшимися от догматов официального шииз­ма. Лейтмотивом его проповедей была идея о скором пришествии имама Махди. Несколько лет он проповедо­вал в Кербеле и Неджефе, а затем приехал в Иран по приглашению Фатх-Али-шаха, стремившегося подорвать чрезмерное влияние высшего шиитского духовенства. В Иране он выступал с проповедями в Тегеране, Керманшахе, Йезде и других городах. Во время своего по­следнего паломничества в 1826 г. в Мекку шейх Ахмед умер, назначив своим преемником сейида Казема Решти, торговца по происхождению.

Сейид Казем слушал проповеди шейха Ахмеда в Йезде и стал его последователем. Возглавив секту шей-хитов — так стали называться последователи шейха Ахмеда, сейид Казем продолжал шейхитскую пропаган­ду в Иране. И сам он, и его ученики подвергались го­нениям за свои проповеди со стороны официального, шиитского духовенства. Мирза Джани, который встре­чался с сейидом Каземом и сочувствовал шейхитской пропаганде, пишет, что бывали случаи, когда с сейида Казема во время намаза срывали чалму и плевали ему в лицо, а одного из его учеников — Абдул-Халика не пу­скали в мечеть в Мешхеде, не давали ему встречаться с людьми, препятствовали посещению бани и т. д.. Несмотря на эти гонения, сейид Казем сумел привлечь довольно большое число последователей. Одним из его учеников был и будущий основатель секты бабидов сей­ид Али-Мохаммед, впоследствии провозгласивший себя Бабом.

Отличие учения шейхитов от ортодоксального шииз­ма в основном сводилось к следующему. Ортодоксальные шииты считают, что после смерти пророка Мухам­меда законными наследниками и преемниками его власти являлись только прямые потомки пророка. Это означает, что главой мусульманской общины, т. е. има­мом, мог быть только потомок двоюродного брата про­рока Мухаммеда — Али и его жены, дочери пророка — Фатимы. Кроме того, ортодоксальные шииты считают, что имам должен быть не только потомком Али и Фа­тимы, по и специально назначен предыдущим имамом.

Они считают, что Права имама на власть над мусуль­манами исходят непосредственно от бога и поэтому выс­шим долгом каждого правоверного мусульманина яв­ляется признание законного имама и подчинение ему. В соответствии с этим основными принципами правовер­ных шиитов являются следующие пять постулатов: 1. Вера в бога (Аллаха). 2. Вера в единство бога. 3. Вера в справедливость бога. 4. Вера в пророка. 5. Ве­ра в имама. Шииты также утверждают, что последний человек из рода Мухаммеда, двенадцатый имам Махди, сразу же после смерти своего отца в 260 г. х. и вступ­ления в права имама скрылся. Однако в первый период своего отсутствия имам Махди не был совершенно недосягаем для верующих. В этот период, с 260 по 329 г. х., он поддерживал связь с верующими через четырех, по­следовательно сменявших друг друга посредников. Та­кой посредник назывался «Баб». Этот период называет­ся шиитами «малым отсутствием» («гейбат-е согра»). Со смертью четвертого и последнего посредника начал­ся второй период отсутствия имама Махди, называемый шиитами «великим отсутствием» («гейбат-е кобра»). Тогда Махди удалился в таинственный город Джабулка, откуда он, по верованиям шиитов, прибудет на землю ко дню Страшного суда, когда земля будет переполнена притеснениями и несправедливостью, для установления справедливого порядка на земле.

Некоторые шииты считают имамов только «чистыми» или «безгрешными» («ма'сум»), другие наделяют их бо­жественными свойствами и рассматривают как проявле­ние божества. Последнюю идею разделяли и шейхиты.

Основу учения шейхитов составляет вера в Али и по­следующих одиннадцать имамов. Шейхиты признавали, что двенадцатый имам Махди исчез из этого смертного мира в 260 г. х. и появится только ко дню Страшного суда, чтобы установить справедливость на земле, после того как она будет переполнена притеснениями. Но шейхиты также считали, и в этом отличие их догм от догм ортодоксальных шиитов, что поскольку люди по­стоянно нуждаются в руководстве, в котором Аллах по своей милости не может им отказать, то среди верую­щих мусульман всегда должен быть некто, находящийся чудесным образом в связи со скрытым имамом, который мог бы служить посредником между имамом и его на-

родом. Это лицо шейхиты называют «совершенным шии­том» («шиэ йе камель»). Шейхиты считали, что челове­ческое тело состоит из частиц четырех материальных элементов и духовных частиц «девяти небес». Вместе со смертью, по их мнению, безвозвратно погибает большая часть человека, состоящая из четырех материальных элементов. Остаются только наиболее совершенные ча­стицы «девяти небес». Только эти духовные частицы и сохраняются при возвращении святого с неба на землю, т. е., по мнению шейхитов, возвращается только его дух. По верованиям же ортодоксальных шиитов, святые мо­гут после своей смерти возвратиться на землю, но в от­личие от шейхитов они полагают, что святые появляют­ся на земле вместе со своим материальным телом.

Поэтому шейхиты признают только четыре «столпа», или «основы», веры: 1. Вера в бога. 2. Вера в пророка. 3. Вера в имама. 4. Вера в посредника между имамом и верующими. Из принципов ортодоксальных шиитов они не принимают второй и третий, как лишние. Они считают, что вера в бога и его пророка включает в себя и веру в Коран и во все, что в нем говорится об атрибу­тах бога. Кроме того, шейхиты добавляют новый прин­цип — веру в существование посредника — Баба — между имамом Махди и рядовыми мусульманами.

Таким образом, догматические различия между шейхитами и ортодоксальными шиитами сводятся к следую­щему: шейхиты утверждают, что существует посредник, передающий народу волю имама Махди, и после смерти «святых» (Мухаммеда, Али и других имамов) на землю возвращается только их дух, который может проявиться в избранном человеке. Эти проповеди шейхитов и их дог­маты, говоря словами Ф. Энгельса, полны «религиозно­го и суеверного вздора».

В своих проповедях шейхиты обосновывали возмож­ность и законность появления таких людей, которые, ссылаясь на волю имама, якобы поддерживающего с ни­ми связь, могли бы выступить с провозглашением того, что для рядовых верующих было бы недопустимо с точ­ки зрения ислама. Иначе говоря, шейхиты готовили почву для критики существовавшего строя и провозгла­шения новых порядков. Именно за это высшее шиитское духовенство и преследовало шейхитов. Шейх Ахмед Ахсаи и сейид Казем Решти проповедовали этот абстрактный «религиозный и суеверный вздор», но не критикова­ли существовавшие в Иране порядки. Это сделал вы­шедший из их среды сейид Али-Мохаммед, объявивший себя сначала Бабом, а затем и имамом Махди.

Сейид Али-Мохаммед родился в г. Ширазе 1 мохар-рама 1236 г. х. (9 октября 1820 г.) в семье торговца га­лантерейными товарами сейида Мохаммеда-Резы. В детстве он лишился отца и воспитывался в доме своего дяди по матери сейида Али. Систематического образования сейид Али-Мохаммед не получил. Мирза Джанк и все придворные иранские историки утверж­дают, что, хорошо владея родным персидским языком, арабского языка он как следует не знал и писал на нем с ошибками. Николя, много лет пробывший в Иране в качестве переводчика восточных языков при французской дипломатической миссии в Тегеране, а за­тем в качестве французского консула в Тебризе, счи­тает, что Баб хорошо знал арабский язык, иначе он не смог бы писать многочисленные сочинения на арабском языке. При этом Николя ссылается на мнение турецко­го посла в Тегеране Шамс эд-Дин Бея, который сам в совершенстве владел арабским языком. С этим утверж­дением, по словам Николя, солидаризировался также профессор арабского языка в Школе живых восточных языков в Париже М. Худо. По мнению Николя, сейид Али-Мохаммед выучил арабский язык во время своего пребывания в Кербеле. Что же касается встречающихся в его арабском языке ошибок, то возможно, что некото­рые из них сознательно допущены сейидом Али-Мохаммедом, так как Коран тоже содержит грамматические ошибки. Он считал, что слова, исходящие от бога, и в Коране, и в писаниях Баба не могут подчиняться уста­новленным людьми правилам. Кроме того, эти ошибки могли появиться при переписке сочинений Баба.

По достижении совершеннолетия сейид Али-Мохам­мед переехал из Шираза в Бушир, где в течение не­скольких лет занимался торговлей галантерейными това­рами. Еще в юности он испытывал влечение к религиоз­ным проблемам и был известен среди жителей Бушира своим благочестием, подвижничеством, щедростью и ве­ликодушием. Он упорно занимался изучением различных аспектов мусульманского вероучения, а также христиан­ства, зороастризма и других религий. Он был знаком с Евангелием, Пятикнижием и некоторыми другими свя­щенными книгами.                          

Все иранские авторы, как придворные, так и бабидские историки, сходятся на том, что он вел подвижниче­ский образ жизни. Придворные историки утверждают, что он часами простаивал на плоской крыше дома с об­наженной головой под палящими лучами знойного буширского солнца. Под действием солнечных лучей, за­являют они, рассудок сейида Али-Мохаммеда помутился и поэтому-де он стал вести свои нелепые проповеди . Некоторые европейские авторы повторяют эти утверж­дения вслед за придворными иранскими летописцами.

92-93

зендеранского восстания   бабидов    хаджи   Мохаммеда-Али Барфуруши отправился в паломничество в Мекку.

Из Мекки Баб возвратился в Бушир в начале 1845 г. Задержавшись в Бушире, Баб направил в Шираз не­скольких своих учеников, для того чтобы они оповести­ли население города о его скором появлении. Прибыв в Шираз, посланцы Баба выполнили его указания о рас­пространении нового вероучения. Они объявили также, что отныне устанавливается новая «кибла» — дом Ба­ба. Они усердно проповедовали о скором появлении има­ма Махди и о том, что уже объявился Баб, который вскоре прибудет в Фарс.

Проповеди посланцев Баба вызвали возмущение улемов и других представителей высшего шиитского духовенства, которые выступили против учеников Баба. В течение нескольких дней между бабидами и высшим шиитским духовенством Шираза велись споры и стыч­ки. Они не привели к желаемым для духовенства ре­зультатам. Бабиды стояли на своем. Тогда улемы обра­тились к губернатору Фарса аджудан-баши Хосейн-хану Незам-эд-Доуле с просьбой применить силу против учеников Баба. В начале августа 1845 г. Хосейн-хан приказал бабидским проповедникам явиться для отве­тов улемам. Ученикам Баба были заданы вопросы: правда ли, что они проповедуют об изменении киблы и утверждают, что Мохаммед-шах не может править стра­ной, а Хосейн-хан Незам эд-Доуле — Ширазом без раз­решения Баба? Бабиды открыто подтвердили это. Тог­да по приказу Хосейн-хана бабидские проповедники бы­ли схвачены, биты палками и брошены в тюрьму. На следующий день им прокололи носы, вдели в них бечев­ку и в течение трех дней водили по городскому базару, издеваясь над ними. Затем им были надрезаны сухожи­лия на ногах, чтобы они не могли пешком передвигать­ся по стране. Позднее они были изгнаны из г. Шираза и направились в Йезд, а затем в Керман и Хорасан, всюду проповедуя новое учение.

Тем временем Хосейн-хан направил в Бушир отряд вооруженных всадников с приказом привести Баба в Шираз, что и было сделано. В Ширазе Баба сначала по­местили в доме его дяди сейида Али и подвергли до­машнему аресту, запретив ему выходить куда-либо и общаться со своими приверженцами. Популярность

Баба среди ширазцев к тому времени была уже так ве­лика, что на более строгие меры против него Хосейн-хан не решился. Несмотря на запрет, Баб продолжал тайно сноситься со своими последователями. Когда об этом узнали его противники, было организовано нападе­ние на дом сейида Али, где находился Баб. Дом был разгромлен, имущество сейида разграблено, а сам сейид Али избит палками. Баб был помещен в доме градона­чальника Абдул Хамид-хана.

Несмотря на эти репрессивные меры, а может быть и вследствие их, популярность Баба в Ширазе продол­жала расти. Слухи о его проповедях распространялись по всему Ирану. Тогда с целью подорвать его популяр­ность Хосейн-хан и высшее духовенство решили про­вести диспут улемов с Бабом. Этот диспут с участием ширазских улемов, в том числе шейха Абу-Тараба, има­ма джоме Шираза, состоялся в сентябре 1845 г. Баб непреклонно отстаивал свои убеждения. Диспут закон­чился тем, что шейх Абу-Тараб ударил Баба палкой по голове. Сепехр утверждает, что Баба объявили су­масшедшим и били палками по пяткам. Они также за­являют, с вполне понятной целью — подорвать влияние Баба и его проповедей, что Баб будто бы публично, в мечети отрекся от своих взглядов и проклял свое пове­дение. Имея в виду твердость и убежденность, с кото­рой Баб всегда, даже перед лицом смерти во время его казни в 1850 г. отстаивал свои взгляды, можно считать, что вряд ли эти утверждения его врагов соответствуют истине. Скорее всего, как об этом пишет Николя, в ре­зультате диспута популярность Баба возросла не толь­ко в Фарсе, но и в других провинциях Ирана.

Известия о появлении нового проповедника дошли и до шахского двора. Мохаммед-шах и садр азам хаджи мирза Агаси решили направить в Шираз своего доверен­ного человека — сейида Яхья Дараби с поручением встретиться с Бабом и разобраться в его проповедях. Сейид Яхья Дараби пользовался большим доверием шахского двора и был сотрапезником младшего сына Фатх-Али-шаха Тахмасп мирзы Моайед эд-Доуле. Сейид Яхья прибыл в Шираз и, выполняя поручение шаха, встретился и беседовал с Бабом. В результате этих бе­сед он принял учение Баба и стал одним из ревностных его учеников. О своем решении принять учение Баба он

известил шаха. Баб поручил сейиду Яхья направиться в Боруджерд, а затем в Тегеран и Йезд для проповеди бабидского учения. Между тем хаджи мирза Агаси, обеспокоенный беспорядками в Ширазе, вызванными пропагандой Баба и его учеников, послал приказ Хосейн-хану Незам эд-Доуле тайно покончить с Бабом. Незам эд-Доуле вместе с начальником полиции Шира­за, получив этот приказ, решили поручить убийство Ба­ба группе уголовников. Была проведена подготовка к осуществлению этого плана и даже намечен день убийства.

Но в это время в городе началась сильная эпидемия холеры, и жители Шираза стали разбегаться из города в горы. Одними из первых бежали Хосейн-хан Незам эд-Доуле и начальник полиции Шираза. Баб воспользо­вался возникшим в городе смятением и в сопровожде­нии своего секретаря сейида Казема Зенджани выехал в Исфахан.

Разрешение на въезд в Исфахан Баб получил на пу­ти в этот город от губернатора Исфахана Манучер-хана, грузина по происхождению, отличавшегося либеральны­ми по тому времени взглядами и интересовавшегося проповедью Баба. Свое согласие на въезд в Исфахан дал даже и имам джоме города мир сейид Мохаммед, в доме которого Баб и остановился. Губернатор Исфаха­на и имам джоме встречались с Бабом и беседовали с ним о его учении. Мирза Джани пишет, что «люди тол­пами собирались в Исфахан на поклонение Бабу, зада­вали ему различные вопросы и многие уверовали в не­го». Влияние Баба и его учения на исфаханцев стало быстро расти.

Это породило беспокойство исфаханского духовенст­ва. Тогда Манучер-хан предложил исфаханским улемам устроить диспут с Бабом, но те сначала отказались встречаться с «безбожником», которого нужно было, по их мнению, либо изгнать из города, либо казнить. В конце концов богословы Мохаммед Махди, мирза Мо­хаммед Хасан Нури и мирза сейид Мохаммед согласи­лись встретиться с Бабом, но при условии, что встреча будет происходить под председательством Манучер-ха­на. После встречи Манучер-хан заявил, что он не видит ничего предосудительного во взглядах Баба, но, чтобы прекратить споры, он пошлет его под охраной в Тегеран.

Через 40 дней после прибытия в Исфахан Баб выехал в Тегеран. Но из Мурчехорта по приказу Манучер-ха­на он был тайно возвращен в Исфахан и помещен в до­ме исфаханского губернатора, где он жил в течение трех месяцев. Несмотря на приказы садр азама хаджи Агаси, которому жаловались исфаханские улемы, Манучер-хан продолжал покровительствовать Бабу. Он часто посещал Баба и слушал его поучения. Эти подробности приво­дятся здесь для того, чтобы показать, какой большой популярностью в то время пользовались Баб и его уче­ние не только среди широких народных масс, но даже и среди части правящих кругов Ирана.

В феврале 1847 г. Манучер-хан умер и пост губерна­тора Исфахана занял его племянник Гурген-хан. По приказу мирзы Агаси он срочно выслал Баба из Исфа­хана. Вот как описывает мирза Джани эту высылку Баба: «При таких обстоятельствах, в козлиных башма­ках, без верхних штанов, сели на лошадь и, даже не повидавшись с новой женой, взятой в Исфахане, в разгневанном состоянии двинулись   в путь.

По пути в Тегеран Баб направил письмо шаху и хаджи Агаси,   в котором просил их устроить в Тегеране его диспут с тегеранскими улемами. Получив письмо, шах и хаджи Агаси собрались было устроить диспут, но известный муджтехид Абдул-Хосейн, узнав о их намерении, явился к хаджи Агаси и отговорил его от этого. Абдул-Хосейн заявил, что если такой диспут будет устроен, то духо­венство будет вынуждено выступить не только против Баба, но и против правительства, что может привести к смутам и, возможно, к религиозной войне. Это пре­достережение подействовало на хаджи Агаси, и на по­следней остановке перед Тегераном он получил приказ из столицы — везти Баба в расположенную на крайнем северо-западе Ирана крепость Маку.

К тому времени слухи о проповедях Баба и о гоне­ниях, которым он подвергался, широко распространи­лись по всему Ирану. Повсеместное возбуждение народа было настолько сильным, что власти решили везти Ба­ба в Маку, минуя большие города. Боялись, что появле­ние отправленного в ссылку проповедника вызовет на­родные волнения и выступления. Однако провезти его тайком не удалось. Его приверженцы употребляли все старания, чтобы добиться свидания со своим учителем. В Казвине Баб и его охрана остановились в нескольких километрах от города, а затем двинулись, минуя город, дальше.

Подойдя к Зенджану, Баб и его охрана были также остановлены за чертой города. Здесь уже несколько лет вел пропаганду один из принявших учение Баба, буду­щий руководитель Зенджанского восстания бабидов мулла Мохаммед-Али Зенджани. Он и раньше поддер­живал связь с Бабом, а теперь, когда Баба везли мимо Зенджана, вступил со своим учителем в тайную пере­писку, причем письма доставлялись вложенными в огу­рец. Зенджанцы, на которых пропаганда Мохаммеда-Али уже оказала действие, узнав о проезде Баба, стали толпами собираться на поклонение новому пророку, на­мереваясь освободить его из-под стражи. Зенджанский хаким был напуган начавшимся в городе волнением. Он приказал конвою Баба немедленно покинуть окрест­ности города. Бабу и его страже пришлось провести эту ночь в караван-сарае более чем за 10 км от города.

Воздействие проповедей Баба и пропаганды бабидов не ограничивалось только городами. В деревнях, где останавливался или проезжал конвой с Бабом, остава­лось много сочувствующих ему крестьян. Мирза Джани сообщает, например, что в деревне Милян к юго-западу от Тебриза, где Баб останавливался по пути из Тегера­на в Маку, почти все жители ее, около 200 человек, ста­ли бабидами. Крестьян и социальные низы городов привлекал к Бабу сам факт преследований, которым он подвергался со стороны их угнетателей, господствующих классов. Эти преследования порождали симпатии к не­му среди народных масс. Когда же крестьяне и город­ская беднота слышали из уст бабидских проповедников, что земля переполнена притеснениями и несправедливо­стями, что соответствовало реальной действительности, и поэтому настало время пришествия имама Махди, ко­торый положит конец этим притеснениям и несправедли­востям, что этот преследуемый властями человек являет­ся посланцем Махди и именно поэтому его и пресле­дуют, то сочувствие к Бабу и возмущение действиями ханов и улемов возрастало все больше и больше. Таким образом, перевоз Баба в Маку способствовал еще боль­шему росту его популярности среди иранских крестьян и трудящихся, обездоленных слоев городов и усилил воз­буждение народа.

В Маку Баба поместили в крепости, стоявшей на почти отвесном склоне горы. Наблюдение за ним было поручено макинскому губернатору Али-хану, которому хаджи Агаси приказал изолировать ссыльного пророка и не допускать его переписки со своими сторонниками. Но, как пишет мирза Джани, Бабу удалось привлечь па свою сторону губернатора Маку и он пользовался там относительной свободой: принимал всех, кто к нему приезжал, много писал. Здесь он создал большую часть своего основного произведения «Беяк» и свободно пе­реписывался со своими сторонниками. Связь Баба с внешним миром и с его учениками не была прервана, и его последователи могли приезжать в Маку и общаться со своим учителем. Молва о прибытии нового пророка в Маку быстро распространилась по северо-западным районам Ирана. К Бабу стекалось много народу как из этих районов, так и из других областей страны.

Народное возбуждение, вызванное появлением Баба вблизи русско-иранской границы, породило беспокойст­во у царских властей, которые опасались, что волнения могут перекинуться из Ирана в соседние районы За­кавказья. Поэтому царский наместник на Кавказе князь Воронцов распорядился принять меры по недопущению распространения этого учения на территории России, населенной мусульманскими народами, и известил 30 ноября 1847 г. об этом Петербург. Сообщение князя Воронцова было доложено Николаю 1, который па нем написал: «Я полагал бы совершенно запретить въезд в пределы наши всяким лицам духовного мусульманского звания, кто бы они ни были, даже нашим подданным». Соответствующие указания были даны русскому послан­нику в Тегеране князю Долгорукому, который потребо­вал от шахского правительства перевести Баба из Ма­ку куда-нибудь подальше от русско-иранской границы, в глубь страны.

Но приказу хаджи Агаси в начале 1848 г. Баба пе­ревели из Маку в крепость Чехрик, которая находилась в глухом месте, рядом с небольшой деревней того же названия к западу от оз. Урмия. Наблюдение за Бабом было поручено губернатору Урмии Яхье-хану, которому хаджи Агаси дал строжайший приказ не допускать ни­какой переписки и свиданий Баба с кем бы то ни было. Но и находясь в крепости Чехрик, Баб продолжал все

же поддерживать связь со своими последователями. Автор «Рассказа путешественника» сообщает, что пись­ма, завернутые во что-нибудь непромокаемое, опуска­лись в молоко, которое затем передавалось Бабу. Они доставлялись также в засахаренных орехах, в огурцах и т. д..

Паломничество к Бабу не прекращалось и во время его заключения в крепости Чехрик. Мирза Джани пи­шет, что толпы народа приходили к крепости, чтобы если не поговорить, то хотя бы увидеть Баба. Это со­общение мирзы Джани подтверждается и очевидцами, оказавшимися в то время в районе Чехрика. Е. И. Чи­риков, русский комиссар—посредник по уточнению ира­но-турецкой границы, вблизи которой находилась кре­пость Чехрик, писал в своем путевом журнале о пребы­вании Баба в Чехрике. Он «был предметом поклонения персиян, стекавшихся из близких и далеких стран при­нять его благословение со скал, окружающих крепость и командующих ею в близком расстоянии». Из воспо­минаний М. Мошнина, который был в Чехрике в июне 1850 г., мы узнаем, что Баб даже имел возможность об­ращаться с проповедями к собравшемуся народу. М. Мошнин сообщает, что «стечение народа было так велико, что двор не мог вместить всех собравшихся и большое число из них оставалось на улице, вниматель­но вслушиваясь в стихи нового Корана».

Вскоре после перевода Баба из Маку в Чехрик он был вызван по приказу хаджи Агаси в Тебриз для ново­го дознания. Допрашивали его при участии высшего ду­ховенства и сановников Тебриза во главе с наследником шахского престола принцем Насер-эд-Дином, которому в то время было 16 лет. На допросе Баб признал, что «еретические» книги, распространяемые в Иране от его имени, действительно являются его сочинениями. На этом заседании Бабу задавали вопросы главным обра­зом по медицине, астрономии, философии и грамматике арабского языка. Допрос вели представители высшего духовенства, особенно активную роль играл воспита­тель принца Насер-эд-Дина хаджи мулла Махмуд. Ба­бу задавали подобные вопросы специально, так как знали, что он не получил какого-либо систематического образования и не имеет познаний в этих вопросах. Та­ким путем они стремились поставить Баба в неудобное положение и публично доказать его несостоятельность. Па этом допросе Баб открыто заявил, что он является тем имамом Махди, которого ожидают люди. В доказательство истинности своей претензии он приводил свою способность написать множество изречений в духе Ко­рана.

Допрос Баба не принес его организаторам желаемых результатов. Популярность Баба среди простого народа была по-прежнему велика, и правящие круги и высшее духовенство не решались принять в отношении Баба какое-либо определенное решение. Реза Кули-хан пишет по этому поводу: «И так как претензия его была рас­пространена и пользовалась признанием среди простого народа, то в отношении приговора по делу его были в сомнении»^э7. На другой день допрос продолжался. В конце его было принято решение наказать Баба только ударами палок, хотя еще до первого допроса бы­ло условлено приговорить его к смертной казни, если он не откажется от своего учения. Популярность Баба сре­ди народных масс и симпатии их к нему были гак вели­ки, что даже ферраши, которым было приказано побить Баба палками, отказались привести приговор в исполне­ние. Тогда шейх оль-ислам и хаджи мулла Махмуд при­казали своим личным слугам сделать это. После этого Баба был снова отправлен в Чехрик, где он пробыл до середины 1850 г., когда по приказу первого везира но­вого шаха Насер-эд-Дина — Амир-е Кабира мирзы Таги-хана он был снова привезен в Тебриз и там казнен.

В чем же состояли основные положения проповедей Баба, которые вызывали такой большой интерес и сим­патии угнетенных масс и были так ненавистны их фео­дальным эксплуататорам? Оговоримся, что мы не за­даемся целью подробно изложить все учение Баба, его философские основы, догматы и т. д. В проповедях и учении Баба нас прежде всего интересуют те положе­ния, в которых отражались интересы и антифеодальные стремления широких угнетенных народных масс — кре­стьян, ремесленников, мелких торговцев и городской бедноты, которые связывали имя Баба и его учеников с народным антифеодальным движением середины XIX в. в Иране.

 

Гробница Шейх-Табарси (фото автора, 1947 г.)

 

Наиболее полно взгляды Баба изложены в его основ­ном произведении «Беян» («Откровение»), написанном, как уже упоминалось, во время его пребывания в кре­пости Маку в 1847 г. «Беян» был написан в подражание Корану и считался бабидами новой священной книгой, которая должна была заменить Коран. Кроме того, Баб являлся автором ряда других произведений, но самым важным из них является «Беян».

Учение Баба, изложенное в религиозной форме, полно сложной специфической терминологии, иногда труд­ной для понимания. Если освободить его от этой словес­ной религиозной формы и терминологии и изложить простым языком, то оно будет выглядеть следующим образом. Баб считал, что в развитии всего мира, а вместе с ним и человеческого общества, прослеживают­ся последовательно сменяющие друг друга эпохи — «доуре». В начальную, первую эпоху мир и человеческое общество находились на самом низком уровне развития. Каждая последующая эпоха знаменовала собой даль­нейшее развитие общества, переход его на более высо­кую ступень по сравнению с предыдущей эпохой. Эти эпохи являются этапами человечества, которое все время развивается, совершенствуется, идет вперед. Таким образом, в основе взглядов Баба на развитие человечества лежала идея об общественном развитии, о том, что общество меняется, движется вперед превосходящими друг друга кругами, т. е. по спирали

Поскольку каждая последующая эпоха превосходит предыдущую, то и условия их коренным образом разли­чаются. В каждую эпоху общество имеет свои особые порядки и законы, соответствующие уровню его развития в данное время. Общественные законы и порядки старой эпохи уничтожаются, теряют свою силу с концом старой эпохи и наступлением новой. НА смену им приходят новые правила и нормы жизни.

Но сами люди, говорил Баб, не могут самостоятельно, без помощи бога установить для себя новые законы и порядки, которые действительно соответствовали бы новой эпохе и уровню развития страны. Это делается пророком, который является выражением и проявлением божественной воли в ком-либо из людей. Для каждой эпохи был свой пророк, предписания которого стали высшим законом для людей его эпохи. Предписания эти даются людям в виде священной книги, создание которой является непременным условием для каждого про­рока. Как каждая эпоха превосходит предыдущую так и пророк этой эпохи превосходит предшествовашего ему пророка старой эпохи. Священная книга нового про­рока стоит выше старой священной книги, а законы устанавливаемые новым пророком, превосходят старые законы и отменяют их. Пророком самой ранней эпохи был Моисей, а его священной книгой было Пятикнижие. Иисус был более совершенным пророком по сравнению с Моисеем, и предписания его священной книги –Евнагелия превзошли законы Моисея и отменили их.   Когда установленный Иисусом и Евангелием поря­док и законы устарели, изжили себя, то настала новая эпоха развития человечества. Появился еще более совершенный, чем Иисус, пророк – Мухаммед. Он дал людям новую, свою священную книгу – Коран который превосходил Евангелие и заменил его. Старые предписания и нормы поведения людей были отменены, а Коран и шариат стали основами нового правопорядка

С тех пор прошло очень много времени - более тысячи лет. Человеческое общество в своем развитии далеко ушло вперед. Законы Корана и шариата также уста­рели и более не отвечают тем требованиям, которые к ним предъявляются новой эпохой. Действия на их осно­ве теперь являются только соблюдением формы и бук­вы божественных предписаний, которые не соответст­вуют; их существу. Но власть захватили хакимы и улемы, которые в своем стремлении к личной наживе и удо­вольствиям соблюдают только форму закона и веры, а не существо их. Это является причиной несправедливо­стей и притеснений народа, которыми сейчас переполнен Иран. Виновниками этих притеснений и всех обществен­ных бед и несчастий являются хакимы и главным обра­зом улемы, не желающие уступить своего господствую­щего положения, которое было ими занято прежде в ка­честве хранителей и исполнителей старых законов.

Сейчас, проповедовал Баб, настало время появления нового пророка. По преданиям шиитов, которые упоми­нались выше, новый пророк — имам Махди должен по­явиться на земле и принести справедливость и счастье людям после того, как она будет переполнена притес­нениями и несправедливостью. Нынешнее правление хакимов и улемов переполнило Иран несчастьями и беда­ми, так что время пришествия Махди наступило.

 

 

Основываясь на этих положениях, сейид Али-Мохаммед, как говорилось выше, в 1844 г. объявил себя Бабом —- дверью, вратами, через которые людям доходят предписания скрытого имама Махди, а в 1847 г. провоз­гласил себя имамом Махди. Он принес людям новую священную киту — «Беян», которая отменяет старые, отжившие законы Корана и шариата и утверждает но­вые, соответствующие данной эпохе справедливые по­рядки и законы. Создание «Беяна» Баб считал самым неопровержимым доказательством истинности его проро­ческой миссии. Ведь Мухаммед, заявлял Баб, также всегда ссылался на Коран, как на доказательство своего пророчества. Дабы убедить мусульман в превосходстве «Беяна» над Кораном, Баб говорил, что божественные предписания при Мухаммеде передавались людям в устной форме, так как Мухаммед был неграмотен и не умел писать; теперь же бог передает свои законы в письменном виде — Баб сам писал свой «Беян» и дру­гие произведения. На возражения своих противников, что его мало кто признает пророком, а «Беян» — свя­щенной книгой, Баб отвечал, что все прежние пророки также сначала не признавались и преследовались людь­ми, и только после более или менее длительного перио­да преследований люди принимали их проповедь за истину.

Так как настоящая эпоха и ее пророк — Баб превос­ходят все прошлые эпохи и их пророков, то теперь бог уже разговаривает с людьми иначе, чем это было рань­ше. Если, например, прежние пророки рисовали ад и рай как будущую загробную жизнь с физическими му­чениями и наслаждениями, чтобы сделать понятия ада и рая доступными для тогдашнего уровня развития лю­дей, то теперь люди в своем развитии поднялись выше и не нуждаются в таком объяснении ада и рая. И Баб толкует эти понятия по-иному. Ад, по его мнению, это состояние, когда человек человеку делает вред, зло, а рай — когда человек делает человеку добро. Такое толкование ада и рая Бабом встречается почти в каж­дой главе его «Беяна». Таким образом, понятия ада и рая интерпретируются им в аллегорической форме. В его изложении они получают вполне реальное, земное содержание. Аллегорически Баб истолковывает и другие понятия, которые мусульманское духовенство понимает в прямом смысле. Например, день Страшного суда («явм эль-киямат») понимается им не в буквальном смысле конца мира, а как наступление момента, когда приходит конец только одной эпохе, когда старые поряд­ки и законы отменяются и появляется новый пророк со своей священной книгой, призванной стать основой для новых законов.

Главным положением, на которое опирался Баб в критике существующего строя и в установлении своих законов и правил поведения людей, было требование «не делать человеку вреда и зла, а делать добро». Все свои предписания он основывал именно на этом прин­ципе. Он заявлял, что этот принцип является основным правилом поведения людей.

Этот принцип проистекал у Баба из провозглашения равенства всех людей. Его ученики, которые развили учение Баба, о чем мы будем говорить ниже, требова­ние равенства людей выразили более ясно и понятно.

Баб  проповедовал  равенство женщин  с мужчинами

и необходимость снятия чадры, под которой женщины в Иране скрывали свое лицо и тело. Занятие самой высо­кой, на его взгляд, профессией — торговлей он разрешал всем, далее рабам ⁶⁰. Имущество, которое будет конфис­ковано у тех, кто не примет бабизма, он предлагал раз­делить между всеми принявшими бабизм без какого-ли­бо исключения. Целый ряд своих предписаний он по­свящает защите нрав личности, которые попирались в тогдашнем Иране. Баб, например, запрещал оскорблять люден и устанавливал штрафы за оскорбление. Он запрещал входить в дом без разрешения хозяина и т. д. Разбои на караванных дорогах приносили боль­шие убытки купцам, и Баб запрещал их, а также поль­зование оружием в мирное время.

Он считал, что со временем его учение распростра­нится не только по всему Ираку, но и по всему миру. На ближайшее будущее он предлагал установить свя­щенное царство, где люди будут жить на основе его за­конов, только в пяти крупнейших областях Ирана — Иранском Азербайджане, Мазендеране, Ирак-е Аджа-ме, Фарсе и Хорасане. В этом царстве поселятся только люди, принявшие бабизм. Основным законом станут предписания новой священной книги — «Беяна». В этом царстве будут господствовать справедливость и счастье, люди в своем поведении будут руководствоваться основ­ным правилом «Беяна» — «не делать друг другу зла, а делать только добро».

Все не принявшие «Беян», под которыми Баб пони­мал в первую очередь хакимов и улемов, будут изгнаны из священной страны бабидов. Будут изгнаны также все иностранцы, за исключением тех, кто занимается торговлей пли каким-либо ремеслом. Имущество тех, кто не признает «Беян», будет конфисковано и роздано всем бабидам в зависимости от их достоинств. Баб за­прещал выезд из священной страны бабидов своим по­следователям, делая исключение только для тех из них, которые поедут за пределы ее в целях торговли или по­сещения ближайших соратников нового пророка. Та­ким путем Баб хотел оградить свое священное царство от влияния внешнего мира.

Торговцам и торговле Баб уделял исключительное внимание. Торговлю он считал наилучшим занятием, и интересы торговли и торговцев стояли у него на первом месте. Это внимание Баба к торговле и торговцам про­является и в его подразделении людей на классы. По его мнению, в Иране имелись следующие общественные классы — «сельселе» («разряды»), по его терминологии: 1. Хакимы. 2. Улемы. 3. Торговцы и 4. «Прочие, зани­мающиеся чем-либо». В то время как крестьяне и ре­месленники объединены им в одну категорию «прочих, занимающихся чем-либо», торговцы выделены в особую грурпу, несмотря на то что их количество в Иране было во много раз меньшим, чем ремесленников и крестьян, взятых в отдельности. Когда Баб говорил об интересах торговцев и торговли, его требования становятся ясными и конкретными. В гл. 3, части 7 «Беяна» он устанавли­вал, что должники обязаны уплачивать свои долги. В другой части своей священной книги он объявлял взи­мание процентов законным делом, лишь бы при установ­лении размера процента имелось обоюдное согласие. По существу, тем самым он узаконил тот ростовщиче­ский уровень процента, который существовал в это вре­мя в Иране. Таким путем он стремился не допустить ущемления интересов купечества, которое занималось ростовщичеством. Далее, он запрещал просматривать торговую переписку и вообще чужие письма, т. е. требо­вал тайны торговой переписки. Он выступал за то, чтобы почта в Иране была организована так же хоро­шо, как и в европейских странах. Баб устанавливал единый денежный эквивалент денежной единицы — зо­лотой мискаль и постоянный курс золота и серебра. Зо­лотой мискаль, по его мнению, должен равняться 10 тыс. динаров, а соотношение между золотом и сереб­ром должно быть 10 : 1.

В этих конкретных требованиях отражались специфи­ческие интересы купечества. Но и общие положения Баба, хотя и отвечали чаяниям широких демократиче­ских слоев населения, также выдвигались в интересах торговцев. Например, Баб поощрял занятия производи­тельным трудом, в том числе различными ремеслами. В изданной в 40-х годах XX в. одним из последователей Баба работе, посвященной изложению его доктрины, утверждается, что Баб призывал к развитию промыш­ленности по примеру европейцев. Запрещались заня­тия бесполезные, к которым относились изучение логики, философии, мусульманского права, мертвых языков и

Грамматики, которую он разрешал изучать только в та-ком объеме, который был необходим для понимания «Беяна». Таким образом, Баб налагал запрет на те науки, в которых он был недостаточно силен или вооб­ще не разбирался.

Баб запрещал покупать и продавать людей, т. е. ра­боторговлю, убийство и ссылки людей, побои и т. д. На­лагался запрет на употребление спиртных напитков и курение опиума. Он считал необходимым изменить си­стему воспитания детей, запретить жестокие телесные наказания палочными ударами при обучении в школах, воспитывать их убеждением, словами.

Бедные и престарелые должны содержаться за счет общественной казны, которая создается из отчислений от конфискованного имущества не принявших бабизм, а также из имущества, переданного по наследству. Кроме того, устанавливался налог на собственность. Каждый владеющий собственностью должен был вносить в поль­зу Баба или его наследников по 500 динаров с золотого мискаля и по 50 динаров — с серебряного, т. е. в разме­ре 5% стоимости имущества. Всеми общественными делами и казной должен был ведать «Дом справедли­вости» («Бейт аль-Адль»), нечто вроде правительства.

Право наследования имущества Баб распространял на детей, жену, отца, мать, братьев, сестер и учителя. Доля каждой категории наследников точно устанавли­валась Бабом, причем самую большую долю получали дети, а самую маленькую — учитель.

В предписаниях Баба о браке говорится, что брак должен совершаться по обоюдному согласию, а не на­сильно. Он возможен при достижении 11 лет мальчика­ми и 10 лет девочками. Развод допускается через определенное время. К жене следует относиться хорошо.

Интересно, что в учении Баба, во всех его установле­ниях и предписаниях большое значение имеет «священ­ное» число 19. Цифра 19 определяла число месяцев в году и число дней в месяце бабидского календаря. Чис­ло членов «Бейт аль-Адль», так же как и число ближай­ших учеников Баба, составляет 19. В денежной едини­це— мнскале содержится 19 ноходов. Этой же цифрой определялся размер наказаний за нарушение правил, установленных Бабом. Священная книга «Беян», по его замыслу, должна была состоять из 19 частей, а каждая часть из 19 глав и т. д..

Выше мы кратко изложили основные положения уче­ния Баба, ознакомление с которыми объясняет, почему имя Баба стало знаменем самых крупных антифеодаль­ных выступлений в середине XIX в.

В учении Баба было мало нового и оригинального по сравнению с учениями тех сект, которые являлись пред­шественниками бабидов. Теория развития мира последо­вательными, превосходящими друг друга по уровню развития эпохами и появление в каждую из этих эпох про­рока, являющегося воплощением бога па земле, а так­же аллегорическое толкование ада, рая, дня Страшного суда и некоторых других положений до Баба проповедо­вались сектой исмаилитов, из недр которой вышла сек­та шейхитов. Когда он провозглашал наступление вре­мени пришествия нового пророка — Махди, а себя Бабом, то тем самым он только повторял идеи шейхитов о скором наступлении времени появления Махди. В са­мом факте провозглашения себя Бабом тоже не было ничего нового. Мы уже упоминали, что, по шиитским преданиям, во время «малого отсутствия» двенадцатого имама Махди, на земле существовали сменявшие друг друга четыре посредника между ним и людьми, каждый из которых также назывался Бабом. Бывали в истории Ирана и соседних с ним стран и другие случаи, когда проповедники называли себя «Баб». Например, при ха­лифе ар-Ради (X в.) за это был казнен Абу-Джафар-Мохаммед ион Али аш-Шалмаганп, известный также под именем «Ибн Абу-Асахир». Цифра 19 в качестве священного числа уже фигурировала раньше, возможно не впервые, у известного суфийского проповедника шей­ха Мухъя эд-Дин ибн аль-Араби в XII в.

Таким образом, многие составные части учения Ба­ба заимствованы им или были до него у шейхитов, ис­маилитов, суфиев и других мусульманских сект. Но не­смотря на некоторую наивность учения Баба и на изо­билие различных суеверных вздорных идей, характерных для эпохи средневековья, если его освободить от средне­вековой шелухи, оно предстало бы в виде довольно цельной системы, в которой в религиозной форме выра­жались интересы н стремления широких, угнетенных феодалами народных масс — крестьянства, ремесленников и беднейшей части населения городов, а также купечества.

В своей проповеди о том, что мир переполнен неспра­ведливостями и притеснениями, Баб выражал протест народных масс Ирана против феодального строя и ино­странного капитала, проникновение которого привело к усилению эксплуатации крестьян, ремесленников и дру­гих трудящихся слоев населения. Указывая на хакимов и улемов как на виновников этих несправедливостей и притеснений, он выражал ненависть народа к своим угнетателям — феодалам и высшему духовенству, кото­рое освящало и охраняло в судах шариата феодальные порядки. Провозглашая отмену Корана и шариата, ра­венство людей и свой принцип «не делать друг другу зла», объявляя об организации священного царства ба­бидов, где будет царить счастье, а люди будут относить­ся друг к другу по-братски, царства, откуда будут из­гнаны все не принявшие бабизм, в том числе и иност­ранцы, причем имущество их будет конфисковано и раз­делено между всеми принявшими «Беян», Баб отразил мечты крестьян, городской бедноты, ремесленников и лути о том будущем счастливом царстве, где все люди будут равны, где не будет угнетения и угнетателей, ко­торые будут изгнаны из священной страны бабидов, и где не будет разоряющего ремесло и домашнюю промышленность крестьян иностранного капитала и его влияния.

Правда, протесты и мечты трудящихся были выра­жены в религиозной форме. Но в этом не было ничего удивительного в такой стране, как Иран, где остатки средневековья все еще были очень живучи. А для сред­невековья всегда был характерен тот факт, что все мас­совые антифеодальные движения облекались в религи­озную форму. Ф. Энгельс, анализируя причины религи­озной формы идеологии крестьянской войны в Германии в XVI в., писал: «Догматы церкви стали одновременно и политическими аксиомами, а библейские тексты получи­ли во всяком суде силу закона. Даже тогда, когда об­разовалось особое сословие юристов, юриспруденция еще долгое время оставалась под опекой богословия. А это верховное господство богословия во всех областях умственной деятельности было в то же время необхо­димым следствием того положения, которое занимала Церковь в качестве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя.

Ясно, что при этих условиях все выраженные в общей форме нападки на феодализм и прежде всего нападки на церковь, все революционные — социальные и полити­ческие — доктрины должны были по преимуществу пред­ставлять из себя одновременно и богословские ереси. Для того чтобы возможно было нападать на существую­щие общественные отношения, нужно было сорвать с них ореол святости».

Эти слова Ф. Энгельса вполне применимы к Ирану середины XIX в., где Коран освящал господство фео­дального строя, где все нормы и правила поведения лю­дей в общественной и семейной жизни диктовались от его имени и где сила и влияние духовенства были еще более сильны, чем в Германии начала XVI в. Поэтому неизбежно все народные выступления в Иране, направ­ленные против основ феодального строя, должны были принимать форму выступлений против догматов офи­циального шиизма. Но под этой религиозной оболочкой в форме еретической, с точки зрения высшего шиитского духовенства, пропаганды руководителя бабидской секты скрывались вполне реальные классовые интересы, на­правленные против существовавшего тогда феодального строя, и призыв к его свержению.

В ниспровержении основ феодального строя прежде всего и больше всего были заинтересованы наиболее угнетенные им крестьяне и трудящиеся городов. Но уче­ние Баба являлось отражением устремлений не только крестьян, городской бедноты и ремесленников. Сам Баб был торговцем, и интересы купечества занимали в его учении важное место, хотя они не совпадали с интереса­ми широких масс трудящихся, а иногда и были прямо противоположны их интересам.

Важно отметить, что, в то время как интересы кре­стьян и городских социальных низов нашли свое отра­жение в учении Баба только в форме общих положений и деклараций, программных конкретных положений, отражавших эти требования, у него не было, тогда как запросы торговцев у Баба выражены очень ясно и конк­ретно. При этом часто его положения урезывают права широких народных масс, которые декларированы в об­щей форме. Так, например, провозглашая формальное равенство людей, Баб фактически отказывался от него, заявляя, что ценность людей перед богом не одинакова и поэтому конфискованное у не принявших бабизм иму­щество будет делиться между бабидами соразмерно их достоинству, а не поровну. Та же мысль о фактиче­ском неравенстве среди принявших бабизм встречается и в других частях и главах «Беяна». Различные льго­ты для торговцев в будущем священном царстве бабидов, узаконение ростовщических процентов, требование обязательной уплаты долгов и другие положения учения Баба, которые приводились выше, говорят сами за себя.

Таким образом, в своей программе конкретных тре­бований Баб стремился прежде всего обеспечить интере­сы купечества. Те из учеников Баба, особенно хаджи Мохаммед-Али Барфуруши, которые стояли ближе к крестьянству и городской бедноте, а затем оказались во главе восстаний этих слоев населения, впоследствии внесли значительные изменения в учение Баба. Требова­ния торговцев, не совпадавшие с интересами широких народных масс, были отброшены или, во всяком случае, оставлены в тени. Стремления же крестьян, городской бедноты и ремесленников были выражены в более пол­ной и ясной форме. Но об этом будет более подробно сказано ниже.

Обратимся теперь к событиям, связанным с пропа­гандой Баба и его учеников. Выше уже упоминалось, что, когда сейид Али-Мохаммед в 1844 г. объявил себя Бабом, вокруг него собралась группа его последовате­лей-учеников. Они образовали своеобразную организа­цию проповедников нового учения, которая называлась «Вахед» («Единство»). Баб назвал своих ближайших учеников — членов «Единства» «хуруф-е хайи» («вечны­ми буквами»); это название закрепилось за ними впо­следствии среди бабидов и в бабидской литературе. Всего з «Единстве», включая и самого Баба, было 19 «вечных букв». Первым по важности и авторитету был сам Баб. Важнейшими после него были: хаджи Мохам­мед-Али Барфуруши — вождь бабидского восстания в Мазендеране, в своем развитии учения Баба более по­следовательно отразивший стремления социальных ни­зов — крестьян и городской бедноты, а также мулла Хосейн Бошруйе («Баб эль-Баб»). В состав «Единства» входили также будущий преемник Баба — мирза Яхья,

получивший впоследствии наименование «Собхе-Азаль» («Утро вечности»); бабидская проповедница Заррине Тадж, более известная по своему прозвищу — Куррат эль-Айн («Прохлада очей»); руководитель Зенджанского восстания бабидов мулла Мохаммед-Али Зенджани; сейид Яхья Дараби, посланный Мохаммед-шахом из Те­герана в Шираз в 1845 г. для изучения учения Баба, перешедший на сторону последнего и возглавивший за­тем первое Нейризское восстание бабидов, и др. В об­щем эта организация объединяла наиболее видных проповедников бабизма. Большинство из них впоследствии или погибли в борьбе с шахскими войсками при подав­лении бабидских восстании, или были казнены после подавления восстаний.

Выше упоминалось о том, что перед отправлением Баба в паломничество в Мекку его ближайшие ученики разошлись по разным областям Ирана проповедовать учение нового пророка. Наиболее характерной для про­поведи бабизма в период с 1844 по 1848 г. была дея­тельность одного из самых замечательных учеников Ба­ба— муллы Хосейна Бошруйе. Хосейн Бошруйе родился в небольшом хорасанском городке Боафуе. В юности он занимался богословием, законоведением, грамматикой и другими традиционными науками. Но духовная карьера улема не прельщала его. Наоборот, он стал их врагом — бабидом. Придворный историк Сепехр объясняет причи­ну увлечения его бабизмом тем, что он будто бы не имел успеха в науках и не приобрел этим путем богатства. На самом деле объяснение поведения муллы Хосейна и других бабидов из среды духовенства надо, видимо, искать в тех общественных условиях, которые создались в Иране в середине XIX в. Обострение противоречий в феодальном обществе, усиление эксплуатации крестьян­ства, рост недовольства среди трудящихся слоев горо­да — все это не могло не отразиться на настроениях части духовенства, особенно низшего. Оно было един­ственно грамотной прослойкой населения, постоянно общавшейся в гуще широких народных масс, и его по­ложение иногда не намного отличалось от положения мелких торговцев, ремесленников или даже крестьян. Именно в этих обстоятельствах кроется причина того, что многие представители низшего духовенства, в том числе и мулла Хосейн, не только охотно воспринимали учение шейхптов и других сект, направленные против существовавшего тогда строя, и в первую очередь про­тив освящавшего его шиитского духовенства, но даже оказывались во главе вооруженных антифеодальных восстаний.

Выше упоминалось, что мулла Хосейн был первым, кто в 1844 г. в Ширазе уверовал в божественную миссию Баба. Из Шираза мулла Хосейн направился через Ис­фахан, Кашан и Тегеран в Мешхед. В Исфахане он при­влек на сторону Баба исфаханского губернатора Ману-чехр-хана и богослова муллу Мохаммеда Таги Герата. В Кашане ему удалось завербовать купца хаджи мирзу Джани, впоследствии автора истории бабизма — «Кетаб-е нуктат эль-Каф». В Кашане мулла Хосейн пытал­ся привлечь, но неудачно известного, влиятельного муджтехида хаджи Мохаммеда Нераки. В Тегеране он привлек к новому учению двух братьев Нури — мирзу Яхья (Собхе-Азаля) и мирзу Хосейна Али (Бехаолла). Он даже пытался склонить к бабизму самого шаха и его садр азама хаджи Агаси. К ним у него было письмо Ба­ба, которое мулла Хосейн и передал по адресу. Но иранские правители приказали ему немедленно убирать­ся из столицы, и мулла Хосейн выехал из Тегерана в Хорасан.

В Хорасане в это время против шахского правитель­ства выступил губернатор Боджнурда, объединившийся с туркменами. Правитель Хорасана, брат матери шаха Асеф эд-Доуле был в 1847 г. смещен со своего поста, и на его место был назначен принц Хамза-мирза. Против власти шаха также восстал сын Асеф эд-Доуле — Салар, а затем в мае 1948 г. — его брат мирза Мохаммед-хан.

В такой обстановке мулла Хосейн вел пропаганду бабизма в Мешхеде. Здесь находилась главная шиит­ская святыня в Иране — гробница имама Резы, где бы­ло много шиитских паломников; влияние шиитского духовенства в Мешхеде всегда было велико. Поэтому пропаганда муллы Хосейна большого успеха не имела. Ему удалось привлечь на свою сторону только шейха муллу Абдул-Халека и нишапурского муджтехида мул­лу Али-Асгара, которые стали проповедовать бабидские идеи в мечетях. Но городские улемы, обеспокоенные проповедями бабидов, обратились с жалобой к правителю Хорасана Хамза-мирзе. По приказу последнего мулла Хосейн был взят под стражу, муллеАбдул-Халеку было приказано не выходить из дому, а нишапурский муджтехид Али-Асгар всенародно отказался ог Баба и проклял его в мечети. Другие приверженцы муллы Хосейна были подвергнуты наказанию палками. Правда, мулле Хосейну удалось, воспользовавшись суматохой в лагере сторонников шаха в связи с восстанием Салара, бежать в середине 1848 г. из заключения. Он направил­ся сначала в Нишапур, а затем в Сабзевар и Шахруд, повсюду проповедуя бабидские идеи. Кроме муллы Хосейна другие ученики Баба вели пропаганду в различных областях Ирана. Сейид Яхья Дараби проповедовал в Йезде. В Зенджане учение Баба разъяснял мулла Мохаммед-Али Зенджани. В Кашане бабизм пропагандировал мирза Джаии. Мулла Мохам-мед Садег, преподаватель одной из высших духовных школ з Исфахане, обращенный в бабизм муллой Хосей-ном Бошруйе, агитировал в Исфахане и Ширазе. Мулла Юсуф Ардебили по поручению Баба вел пропаганду в Иранском Азербайджане. Готовность, с которой жители селения Милян встретили Баба и его учение в то время, когда его конвоировали в Маку, в немалой степени объ­яснялась пропагандой муллы Юсуфа. Впоследствии, когда началась осада бабидов шахскими войсками в крепости при Шейх-Табарси, мулла Юсуф пытался про­браться к осажденным бабидам, но был задержан шах­скими войсками. Его продержали под стражей в течение всего времени осады крепости. После сдачи бабидов шахским войскам, муллу Юсуфа привезли в Барфуруш, где, как пишет в своих воспоминаниях М. Севрюгин, его расстреляли, привязав к дулу пушки.

В Казвине пропаганду бабизма вела замечательная иранская женщина Куррат эль-Айн. Она была дочерью известного казвинского богослова муллы Салеха Бара-кани. Заррине Тадж (таково было настоящее имя Кур­рат эль-Айн) с ранней юности выделялась своей красо­той, а также тем, что вместо развлечений и игр изучала богословие и шиитскую догматику. Очень рано она бы­ла выдана замуж за сына своего дяди, брата ее отца — Мохаммеда-Таги Баракани — имама джоме Казвина. Еще при жизни сейида Казема Рештского она соверши­ла паломничество в Кербелу, слушала его проповеди и стала его последовательницей. Прозвище Куррат эль-Айн ей дал сам сейид Казем. Она была знакома не толь­ко с сейидом Каземом, но и со многими его учениками, в том числе с муллой Хосейном Бошруйе.

Когда Куррат эль-Айн узнала о появлении Баба и ознакомилась с основными положениями его учения, она приняла новое учение и стала его ревностной проповед­ницей. Нкколя пишет, что во время пребывания Баба в Казвине на пути его в Маку она слушала его пропо­веди. Ее муж, отец и братья пытались добиться ее от­речения от бабизма, но она отказалась это сделать и открыто объявила о своей приверженности новому уче­нию.

Во время пребывания в Кербеле она открыто пропо­ведовала бабизм среди мужчин и женщин. Мирза Джа-ни пишет, что во время ее поучений мужчины обычно отделялись от женщин занавеской. В своих проповедях, как сообщает мирза Джани, она говорила, что в ее лице на землю вернулась дочь Мухаммеда — Фатима, а так как людям через ближайших родственников Мухаммеда передавались законы Аллаха, то и теперь через нее — Куррат эль-Айн — Аллах сообщает людям свою волю. Этими утверждениями она стремилась обосновать закон­ность всего того, что противоречило существовавшим в то время обычаям и законам.

Пропаганда Куррат эль-Айн взбудоражила жителей Кербелы. Правитель города донес о ее деятельности багдадскому паше, и проповедницу до получения ответа из Багдада подвергли домашнему аресту. Куррат эль-Айн удалось в сопровождении нескольких последовате­лей бежать из Кербелы, откуда она направилась в Баг­дад. Там она явилась к старшему муфтию, и между ними возник спор, который окончился тем, что, как пи­шет мирза Джани, смелую бабидку и ее спутников чуть не растерзали. Им предложили немедленно покинуть территорию страны.

Из Багдада Куррат эль-Айн вернулась в Иран через Керманшах и Исфахан, всюду проповедуя новое учение. Отец ее хаджи Салех, узнавший, что Куррат эль-Айн продолжает проповеди бабизма, послал за ней в Исфа­хан своих людей, которые силой привезли ее в Казвин. Здесь ее пытались держать взаперти. Но ей удалось установить связь с последователями Баба, и она продолжала вести бабидскую пропаганду. Она даже пошла на открытый разрыв с мужем, муллой Мохаммедом, ко­торый, так же как и его отец — известный во всем Ира­не муджтехид хаджи Мохаммед-Тагн Казвини, выступал против Баба и бабизма. Хаджи Мохаммед-Таги был ярым противником не только бабидов, но и шейхитов. В свое время он имел диспут с руководителем секты шейхитов шейхом Ахмедом Ахсаи, который закончился тем, что шейх Ахмед был изгнан из города. Последний год своей жизни хаджи Мохаммед-Таги посвятил глав­ным образом публичному поношению в казвинской ме­чети бабидов и их учения. Ненависть его к бабидам возросла еще больше, когда с проповедью бабизма выступила жена его сына — Куррат эль-Айн.

В середине 1848 г. хаджи Мохаммед-Таги во время одной из своих проповедей в мечети публично проклял шейха Ахмеда, Баба и их последователей. В ответ на это один из бабидов, мирза Салех Ширази, вооружен­ный кинжалом, пробрался в мечеть, где Мохаммед-Таги молился, и убил его. После этого Куррат эль-Айн стали обвинять в подстрекательстве к убийству муджтехида. Начались повальные аресты всех подозреваемых в при­верженности к бабизму. Было арестовано около 70 че­ловек. Пятерых из них казнили в Тегеране и Казвине. Салеху Ширази удалось скрыться, и впоследствии он участвовал в восстании бабидов в Мазендеране.

После убийства муджтехида Мохаммеда-Таги баби­дам удалось ночью похитить Куррат эль-Айн и вывезти ее тайно в Тегеран, где она некоторое время находилась в доме мирзы Хосейн-Али Нури (Бехаоллы). Из Тегера­на она в сопровождении своих нескольких сторонников выехала по направлению к Хорасану, где приняла уча­стие в собрании бабидов в селении Бедашт.

Другим видным проповедником бабидского учения был хаджи Мохаммед-Али Барфуруши. Он родился в семье состоятельного крестьянина. В детстве был слу­гой одного из высших духовных лиц в Мазендеране — хаджи Мохаммеда-Али Мазендерани. Прислуживая своему хозяину, он обучился грамоте и богословским наукам и впоследствии стал муллой. Живя среди высше­го духовенства, он возненавидел его за продажность и лицемерие. Это сделало его весьма восприимчивым к еретическим учениям, выступавшим против официальных

шиитских догматов. Поэтому сначала он стал привер­женцем шейхитов, а затем примкнул к бабизму. С само­го начала проповедей Баба он принял его учение и со­вершил вместе с ним паломничество в Мекку. Из Мекки он возвратился в Барфуруш, где принялся ревностно пропагандировать бабизм. На этой почве между ним и главою шиитского духовенства в Барфуруше Сайд эль-Улема возникли разногласия, перешедшие затем в оже­сточенную борьбу. В конце концов мулла Мохаммед-Али, получивший от бабидов прозвище «Куддус» («без­грешный», «святой»), был изгнан из Барфуруша и на­правился в Хорасан.

Подводя итог первому этапу пропаганды бабидов (1844 — первая половина 1848 г.), следует сказать, что в этот период ученики Баба и сам Баб не обращались со своими проповедями непосредственно к угнетенным широким народным массам. На первых порах они дума­ли осуществить своп идеи наивным способом — привле­чением на свою сторону части высшего духовенства и правящих кругов Ирана. Этим объяснялись их обраще­ния к шаху, к садр азаму — хаджи мирзе Агаси, к пра­вителям отдельных областей Ирана, а также к некото­рым представителям высшего духовенства. Но вскоре они убедились, что эти круги не только не хотят при­нять идеи Баба, ко и жестоко преследуют за их пропа­ганду. Отдельные случаи сочувствия бабизму со сторо­ны представителей правящего класса, которые приводи­лись выше, объяснялись их стремлением использовать бабидов и их учение для уменьшения влияния высшего духовенства и были исключением из общего правила — преследования бабидов.

В то же время бабидскне проповедники видели, что, хотя они и не обращаются к широким народным мас­сам города и деревни, их пропаганда встречает сочувст­вие этих масс и городская беднота и крестьяне стихий­но собираются вокруг них и даже защищают их от преследований шахских властей и высшего духовенства. Постепенно часть бабидских проповедников стала пони­мать, что их действительными союзниками могут быть только эти, уже поддерживающие и защищающие их слои населения. Из среды учеников Баба стали выдви­гаться те, которые были теснее связаны с широкими на­родными массами. В своей пропаганде они отбросили или оставили в тени те положения учения Баба, кото­рые не соответствовали интересам крестьян и бедней­шей части населения городов, и развили демократиче­ские стороны учения Баба, не останавливаясь даже пе­ред изменением его.

Этот поворот в бабидской пропаганде особенно ярко выявился на собрании бабидов в сравнительно боль­шой деревне Бедашт к востоку от г. Шахруда. Собрания и проповеди бабидов в Бедаште состоялись в середине 1848 г. Бежавшая из Казвина Куррат эль-Айн, направ­ляясь в Хорасан, встретилась около г. Шахруда с хаджи Мохаммедом— Али Барфурушп. Вероятнее всего, эта встреча не была случайной, поскольку бабиды собира­лись в заранее намеченном пункте. Мирза Джани пи­шет, что их было свыше 300. Николя, в частности, со­общает, что перед Бедаштскими собраниями наиболее видные ученики Баба — хаджи Мохаммед-Али Бар-фуруши и мулла Хосейн Бошруйе обменивались пись­мами.

Кроме Куррат эль-Айн и хаджи Мохаммеда-Али Барфуруши в Бедаштских собраниях участвовали: мул­ла Хосейн Бошруйе; хаджи мулла Исмаил Кум и, каз­ненный впоследствии в Тегеране в феврале 1850 г.; мир­за Хосейн-Али Нури (Бехаолла), на средства которого большей частью жили собравшиеся в Бедаште бабиды; Реза-хан — сын начальника шахских конюшен Мохам-мед-хана Туркмена и много других бабидских проповед­ников. Автор «Мефтах Баб ва аль-Абваб» пишет, что Куррат эль-Айн и хаджи Мохаммед-Али Барфуруши первыми приехали в Бедашт, разослали в окрестные се­ла своих гонцов для оповещения крестьян и других жи­телей о том, что имам Махди, которого ожидает насе­ление, объявился и вскоре прибудет. Получив такое из­вещение, народ устремился в Бедашт, где и состоялось собрание бабидов.

Главную роль на этом собрании бабидов игра­ли хаджи Мохаммед-Али Барфуруши и Куррат эль-Айн. Первым на собрании обсуждался вопрос об аресте и заключении Баба. Решено было, как пишет Николя, ор­ганизовать паломничество в место заключения Баба — Маку, а также организовать похищение Баба мирным путем. Если же власти решат убить Баба, то противо­действовать этому силой и увезти Баба в Россию. Затем обсуждались основы учения бабизма. Было объявлено, что Баб является более совершенным пророком по срав­нению с Мухаммедом, так же как Мухаммед был бо­лее значительным по сравнению с Иисусом, который, в свою очередь, превосходил Моисея. Было объявлено, что Бабютменил Коран.

Хаджи Мохаммед-Али и Куррат эль-Айн говорили на собраниях в Бедаште, что люди не всегда жили в такой обстановке несправедливости и притеснений, в какой они живут в настоящее время. Первоначальное, естест­венное состояние людей заключалось в том, что они на­ходились в вечном раю и пользовались всеми благами мира. Все блага для того богом и сотворены, чтобы лю­ди пользовались ими и были счастливы. Но затем не соблюдающие законы божий улемы и хакимы силой от­няли у людей то, чем они пользовались, и разрушили их счастье. С приходом Махди вечное счастливое царст­во снова будет установлено на земле. Сейчас наступи­ло время пришествия на землю нового пророка — Мах­ди. Старые законы и порядки — Коран и шариат утра­тили свою силу. Настало время междуцарствия — «фетрат», когда старые порядки и законы отмерли, а но­вые еще не введены. Поэтому люди теперь свободны от выполнения всех обязанностей, от уплаты налогов и по­датей своим господам. Больше того, хаджи Мохаммед-Али Барфуруши объявил, а его единомышленники часто впоследствии повторяли, что в царстве Махди, которое уже наступает, «все люди, бывшие до сих пор высокими и важными, станут низкими, а люди низкие станут высокими».

Таким образом, хаджи Мохаммед-Али Барфуруши и Куррат эль-Айн не ограничивались только формальным провозглашением равенства людей, как это делал Баб. Они пропагандировали радикальное изменение их обще­ственного положения в будущем царстве.

Далее бабиды объявили об отмене частной собствен­ности, утверждая, что она является узурпацией чужих прав. Концентрация собственности в руках немногих и лишение ее остальных является причиной и основой воз­мущений и распада общества. Богатства не созданы для одного человека, который может монопольно ими поль­зоваться, а других лишать этого. Все имущество и бо­гатство должны быть общей собственностью. Все люди

должны иметь право пользоваться имеющимися богат­ствами. Нищете и бедности следует положить конец. Между бедными и богатыми надо установить равенство. Никто не может препятствовать другим пользоваться благами мира. По мнению хаджи Мохаммеда-Али Барфуруши, право владеть всем, что есть на земле, принад­лежит только богу и его пророку, которого он посылает людям.

На этом основании объявлялось, что в царстве Махди будет общность имущества. Люди будут пользовать­ся всеми благами на равных условиях. Мирза Джани, излагая содержание проповедей в Бедаште, пишет: «Люди пойдут по базарам и, читая молитвы, возьмут из лавок все, что хотят». Сравнивая будущие порядки с настоящими, он продолжает: «А сейчас, если кто-нибудь так сделает, то, согласно шариату Мухаммеда, ему нуж­но отрубить руку».

По мнению хаджи Мохаммеда-Али Барфуруши, мир­зы Джани и вообще всех бабидов, согласных с пропове­довавшимися в Бедаште идеями, счастливое царство бу­дет совершенно отличным от того, что есть сейчас на земле. Теперешнее общество они называли «сараи макаддарн» («загрязненным домом») и «хане-йе арийат маламале аз хазн ва андух» («временным жилищем, пе­реполненным горестями и печалями»). Чтобы достичь будущего счастливого царства, люди должны пройти че­рез большие опасности и испытания. Прежде всего они должны оставить все помыслы об удовольствиях в ны­нешнем мире. Людей, стремящихся к земным наслажде­ниям, мирза Джани называл эгоистами. Истинные бор­цы за новое учение и новую жизнь должны отказаться от всего земного, вести суровую, подвижническую жизнь и быть всегда готовыми умереть за свои идеи. Позднее, во время восстаний, бабидские вожди говорили своим последователям, что счастливое царство Махди ждет их после смерти в загробном мире.

Провозглашая в Бедаште равенство всех людей в бу­дущем счастливом царстве, бабиды провозглашали и равенство женщин. Они говорили, что каждая женщина может выбирать мужа по своему усмотрению, так же как и каждый мужчина может выбирать себе жену на таких же основаниях. Обосновывалось это ссылкой на волю бога. Поскольку, пишет мирза Джани, все мужчины  являются слугами бога,  а все женщины — его слу­жанками, то он «дарит их тому, кому хочет, и отнимает от того, от кого хочет». Куррат эль-Айн объявила, что раз наступило время «феграт» — междуцарствия, Коран н  шариат потеряли свою силу и  появилась новая  свя­щенная книга, устанавливающая новые законы и обще­ственные  порядки, то отпало и запрещение женщинам появляться в обществе без покрывала.    Она    сбросила покрывало и появилась   перед   слушателями    во время проповедей с открытым лицом.   Но   предрассудки даже среди  руководителей  бабидов  были  настолько  сильны, что этот поступок  вызвал  смятение среди  слушателей. Многие из них, в том числе    и    хаджи    Мохаммед-Али Барфурушн, считали это богохульством  и резко проте­стовали против него. Но в конце концов протестующие уступили и было признано, что устами Куррат эль-Айп глаголет бог. Сепехр   и Реза   Кули-хан   утверждают, что Куррат эль-Айн проповедовала в Бедаште общность жен и вообще вела себя развратно. Вслед за ними это повторяют и многие другие иранские и европейские ав­торы. Трудно сказать, насколько это соответствует дей­ствительности. Скорее всего, это утверждение является ложью классовых врагов бабидов в ответ на проповедь равноправия женщин и клеветой    на    Куррат эль-Айн, которая осмелилась выступить    против    мусульманских обычаев и порвала в связи с этим со своим мужем.

Проповеди учеников Баба в Бедаште не были приня­ты всеми присутствовавшими на собраниях бабидами. Значительная часть их не согласилась с ними и разо­шлась с руководителями собраний. Особенно неприемле­мой показалась эта пропаганда тем сочувствовавшим учению Баба и присутствовавшим на собраниях лицам, которые по своему общественному положению стояли близко к господствующему классу или сами были выход­цами из его рядов. Среди присутствовавших в Бедаште были, например, сын начальника шахских конюшен Ре-за-хан и сын начальника шахских скороходов мирза Сулейман-Кули. Мирза Джани сообщает, что Реза-хан не согласился с идеями, пропагандировавшимися хаджи Мохаммед-Али Барфуруши, и разногласия между ними дошли до рукопашной схватки. Мохаммед-Али во время Спора ударил Реза-хана по голове, и тот покинул собра­ние и направился в Тегеран. Уехали из Бедашта и другие участники собраний, отказавшиеся принять про­возглашенные здесь идеи.

Таким образом, на собраниях бабидов в Бедаште часть учеников Баба по главе с хаджи Мохаммедом-Али Барфуруши и Куррат эль-Айн пошла значительно даль­ше учения Баба. Заботы последнего об интересах торгов­цев были отброшены. Мирза Джани, судя по его книге, разделявший идеи, проповедовавшиеся в Бедаште, уже не выделял торговцев в особую группу, имевшую перед другими слоями преимущества, как это делал Баб. У него торговцы стояли в одном ряду с ремесленниками к крестьянами. Утверждение, что в будущем царстве Махди «все низкие в настоящее время будут высокими» и наоборот, объявление отмены налогов, податей и всех других обязанностей перед феодалами, отмена частной собственности, провозглашение общности имущества — все эти требования являлись более ясным и решитель­ным, чем в учении Баба, выражением стремления кре­стьянства и беднейшей части населения городов разру­шить кир угнетения, а также отражением их мечтаний о таком «счастливом царстве», где не будет угнетения и несправедливости и люди будут жить, пользуясь всеми благами поровну. Характерно, что и местом для пропа­ганды этих идей был избран не какой-нибудь город, а сравнительно большая деревня Бедашт, на границе Ма-зендерана и Хорасана, в которой было 140 дворов.

Чтобы несоответствие идей, пропагандировавшихся в Бедаште, учению Баба не смущало людей, в глазах ко­торых Баб был посредником между ними и имамом Махди, хаджи Мохаммед-Али Барфуруши объявил, что он сам является ожидаемым Махди. Поэтому его про­поведь есть более высокое проявление божественной во­ли по сравнению с учением Баба, являвшегося только «дверью» к нему, и теперь люди должны выполнять его, а не Баба предписания.

Проповеди Мохаммеда-Али Барфуруши, Куррат эль-Айн и других участников Бедаштских собраний быстро распространились среди окрестных деревень. Многие крестьяне стекались в Бедашт послушать людей, которые провозгласили близкий конец царства гнета и наступление времени, когда все будут счастливы и рав­ны. Это напугало ханов и улемов Шахруда, которые по­слали в Бедашт отряд, разогнавший проповедников.

Таким образом, Бедаштские собрания ознаменовали новый этап в пропаганде последователей Баба. Суть этого этапа состояла в том, что из среды учеников Ба­ба выделилась группа во главе с хаджи Мохаммедом-Али Барфуруши, идеи и проповеди которой являлась в большей мере отражением интересов и стремлений кре­стьян и городской бедноты, чем это было в проповедях Баба. С тех нор они начали вести свою пропаганду главным образом среди этих слоев населения, а не сре­ди правящих кругов, как было раньше. А крестьяне и беднейшие слои городов, со своей стороны, со времени Бедаштских собраний стали более активно собираться вокруг них и решительнее поддерживать их выступления против существовавшего тогда строя.